Во второй половине 40-х гг. XV в. в Причерноморье сложился экономический альянс двух христианских и двух мусульманских государств (Феодоро, Трапезундской империи, Крымского ханства и Синопского эмирата), позволивший подорвать монопольное положение генуэзских купцов в регионе.

Центральной фигурой этого альянса стал основатель Крымского ханства Хаджи Гирей, задумавший масштабную реформу кочевых традиций татарского общества. Он хотел перевести его с «экономики войны», включающей взимание дани и грабеж соседей, на «экономику мира», основанную на развитии торговли, ремесла и покровительстве оседлому населению [Pienaru, 2012, p. 148-149].

В своем письме дожу Пьетро Кампофрегозо от 31 января 1453 года консул Каффы Борруэль Гримальди сетовал на новшества, введенные в Крыму Хаджи Гиреем. Тот перенес свою резиденцию в горную крепость Киркор (Чуфут-Кале), к северу от Мангупа и, построив там дворец, вел образ жизни свойственный не татарским ханам, а латинским купцам. Ханская столица превратилась в крупный центр международной торговли.  Множество галер и более мелких судов из Малой Азии прибывали в Каламиту. Оттуда купцы следовали сухопутным путем в Киркор, где находились татарская таможня и большой рынок. Здесь их товары, благодаря маленьким налоговым ставкам, можно было купить по очень дешевой цене.  Создав караван-сараи и обеспечив безопасность торговых путей, Хаджи Гирей добился того, что купцы, следовавшие из портов восточного Причерноморья таких как Копа или Севастополис брали курс не на генуэзскую Каффу, а на Керчь, откуда шли через весь Крым в Киркор и Каламиту.

На море военную безопасность купцов обеспечивал военный флот Синопского эмирата.  В результате «готы» и «турки» приобретали большие выгоды от торговли рабами и другими товарами, поступавшими из Зихии (Черкесия), а генуэзские купцы, привыкшие к большим прибылям, наоборот, теряли свои барыши.

Если так пойдет дальше, предупреждал Гримальди, «можно быть уверенным, что Каффу в скором времени постигнет участь Таны, некогда большой и богатой, а ныне находящейся в упадке» [Джанов, 2019, с. 90-91; Мыц, 2009, с. 357-358; Andreescu, 2003, p. 146-148; Pienaru, 2012, p. 141-143].

В другом отчете от 11 сентября 1454 года каффинские власти жалуются в метрополию, что Хаджи Гирей, «препятствуя морскому сообщению, [дошел] до того, о чем никогда и не слыхивали: имея собственные фусты и располагая собственными кораблями, он с их помощью нарушает торговлю и перевозит товары и рабов». «Все это, – говорится в донесении, – причиняет очень большой вред городу (Каффе) и приносит убыток. И он сам ведет большую торговлю близ Симиссо и близ других городов Понта, и все что обычно привозилось в Каффу, вывозится из их городов. И он вынуждает купцов искать новые морские пути к своим городам. Таким образом получается, что почти все товары и рабы из Зихии, которые обычно попадали в Каффу, переправляются в Воспоро, а те, которые приходят из Турции (Малой Азии), доставляются в Каламиту» [Данилова, 1974, с. 208; Vigna, 1868, p. 111 (doc. XXXIII)].

В Каламите еще с XIV века находилась судостроительная верфь, а команды принадлежащих крымскому хану торговых судов, с большой долей вероятности, набирались из феодоритов, поскольку нам ничего неизвестно о развитии морского дела у крымских татар.

Каффинская колониальная администрация в своих донесениях постоянно информирует метрополию о резком падении доходов «Коллегии св. Антония», облагавшей пошлиной торговлю рабами, поскольку сарацинские купцы предпочитают торговать через Каламиту [Данилова, 1974, с. 208,209; Vigna, 1868, p. 111 (doc. XXXIII), 366 (doc. CLI)]. Но речь шла не только о потере доходов от работорговли.  Через кавказские порты в Каффу привозили шелка из Грузии, Ганджи и Гиляна, которые затем экспортировались в Италию. Из Малой Азии генуэзская торговая столица получала мосульские ткани, аксамит, специи. Из Трапезунда квасцы, использовавшиеся в текстильном и кожевенном ремеслах [Еманов, Попов, 1988, с. 76-87]. Дошло до того, что генуэзцам приходилось покупать шелка и ситец на складах Киркора и Солхата, хотя раньше они доставлялись в эти города через Каффу [Pienaru, 2012, p. 143,149].

Генуэзские документы этого периода наполнены многочисленными жалобами не только на Хаджи Гирея, но и на князей Феодоро. В уже упомянутом отчете консула Борруэля Гримальди вся ответственность за сложившуюся неблагоприятную для каффинцев обстановку возлагается на  «Олобея и его братьев, сыновей покойного Алексея», которые пользуясь своей дружбой с ханом, постоянно внушали ему подобного рода мысли, предлагая создать торговые стоянки, ведущие в обход Каффы [Джанов, 2019, с. 91; Andreescu, 2003, p. 146]. В другом сообщении от августа 1455 года, читаем о вызывающем недовольство генуэзцев поведение правителей Феодоро: «Они устраивают порт в Каламите, ввиду этого даже было одобрено вооружить галеру. Вопреки названным враждебным действиям мы им всегда писали, увещевая их в том, чтобы жить по-доброму, согласно соглашениям и договорам, действующим между ними и нами, и это было мало эффективно, много раз они отвечали, и особенно один из них написал что-то, что стыдимся написать. Все же мы ожидаем удобного времени и не сомневаемся, в том они понесут должное наказание. Ибо они весьма неблагодарны и заносчивы…» [Байер, 2001, с. 218-219; Vigna, 1868, p. 361 (doc.CL)].

Князья Феодоро опирались на поддержку Хаджи Гирея, которого почтительно именовали отцом, «во всеуслышание хвастаясь», что пока он жив, им нечего бояться [Vigna, 1868, p. 361 (doc. CL)].

Византийский историк Лаоник Халкокондил утверждал, что крымские готы, также как и генуэзцы, платили дань Хаджи Гирею [Chalkokondylēs, 2014, p. 212-213]. Однако в ярлыке хана, датированном 1453 годом, в котором дается список городов, где в его пользу взымались таможенные сборы, а также подушная подать (харадж), включая Каффу, Керчь и Тамань (Матрегу) [Курат, 2014, с. 117], отсутствуют Мангуп и Каламита. Это заставляет предполагать, что князья Феодоро были скорее его младшими политическими партнерами, чем данниками.

Пытаясь нарушить морское сообщение между портами Малой Азии и Каламитой, каффинцы снарядили галеры, которые занялись пиратством, нападая на купеческие корабли, совершавшие плаванье по Черному морю.  Из донесения в Геную от 6 сентября 1455 года мы узнаем, что капитан Марино Чигала перехватил принадлежавший синопскому бею корабль со 114 рабами и доставил его в Каффу.  Похожая судьба постигла два османских судна, отконвоированных в генуэзские порты. Такие акции оказались достаточно действенными, вызвав некоторое замешательство торговых партнеров [Джанов, 2019, с. 130-132; Vigna, 1868, p. 366-367 (doc. CLI)], однако не привели к прекращению операций, которые велись через морские ворота Готии.

В секретной инструкции, которая датируется 8 февраля 1458 года, генуэзские банкиры обвиняют «князя Феодоро и его братьев» в том, что они «незаконно занимают Готию, принадлежащую Каффе» и «вопреки ее правам и привилегиям открыто строят порт в Каламите». Там разгружаются и загружаются суда, что значительно сокращает доходы генуэзцев от торговых пошлин. В связи с этим проекторы наставляют назначенных ими чиновников: если обстоятельства будут благоприятными, то необходимо уладить этот вопрос либо силой, либо путем переговоров. Если же они будут такими, что придется «скрывать свои намерения», то они могут действовать на свое усмотрение, с тем, однако, чтобы не пострадали интересы Банка [Vasiliev, 1936, p. 234-235; Vigna, 1868, p. 815-816 (doc. CCCLXXVII)].

С интенсивным экономическим развитием Каламиты городок постепенно рос и вскоре за его стенами образовалось обширное предместье. В ходе проводившихся здесь в 1950 году археологических исследований были обнаружены вырубленные в скале зерновые ямы, использовавшиеся для хранения больших объемов товарного зерна.  Местное население вело торговлю рыбой, продуктами животноводства и сельского хозяйства [Веймарн, 1962, с. 86].

Любопытным памятником, свидетельствующим о большом торговом значении Каламиты, являются процарапанные на двух каменных блоках башни №5 изображения средневековых судов. Линии различной глубины нанесены каким-то острым инструментом, возможно процарапаны ножом, а затем углублены тогда, когда камни лежали в кладке стены, т.е. их можно датировать эпохой Алексея и его наследников. На них представлено несколько судов различного типа.

Центральное место на первом занимает большой сорокапушечный корабль с наблюдательной корзиной («вороньим гнедом») на верху мачты. Высокий нос и корма с площадкой оформлены глубокими линиями. Хорошо видны отверстия для весел, расположенные по три вряд. Высокая точность граффити позволяет идентифицировать его как парусно-гребную наву типа триремы [Писаревский, 2019, с. 471].  За ней по диагонали в одну линию изображены три одномачтовых корабля сопровождения меньших размеров и безвесельных. Процарапанная внизу надпись дает дату: «29 июля, в 85-й день» [IOSPE: V 155].

Несколько ранее этот же или другой художник процарапал на камне рисунки двух судов, одно из которых позже оказалось частично закрытым корзиной «флагмана». Их качество и сохранность несколько хуже, что справедливо и для изображений на втором блоке. Вероятно, они представляют суда различных классов: галеас, галеот, галеру и тариду [Писаревский, 2019, с. 475].

Делились попытки соотнести граффити с каким-то конкретным историческим событием: штурмом Каламиты войсками Карло Ломеллино в 1434 г. или османскими военными экспедициями в Крым 1454 и 1475 г. [Писаревский, 2019, с. 485]. Однако на мой взгляд они недостаточно аргументированы. Более вероятным кажется предположение, что рисовавший изобразил торговый караван, состоявший из судов разных типов [Романчук, Быков, 1981, с. 146], а также возможно отдельные корабли, заходившие в порт близ устья реки Черной.

Неприглядной страницей в истории княжества Феодоро является его вовлеченность в международную систему работорговли. Известно, что, когда летом 1474 года татарский царевич Айдер совершил набег на земли Великого княжества Литовского, угнав более 15 000 пленных, они были проданы турецким купцам «в соляных озерах Каркенита и в порту Каламита, не дожидаясь пока родители смогут заплатить выкуп за своих детей, а близкие за других родственников» [Колли, 1918, с. 149-150; Vigna, 1879, p. 122 (doc. MCIV)].

Благодаря своему положению важного международного торгового центра, Каламита к середине XV века стала хорошо известна в Европе. В письме итальянского гуманиста Лауро Квирини папе Николаю V, составленному в июне 1453 года, она названа среди христианских городов Причерноморья, которые оказались под угрозой после захвата турками Константинополя [Медведев, 1999, с. 323-324]. Она также помещена вместе с Феодоро как один из двух центров «Готского герцогства» в Крыму на первую современную карту Центральной Европы, составленную Николаем Кузанским.

В изданном в 1454 году в типографии Иоганна Гуттенберга памфлете «Предупреждение христианам против турок» правитель Феодоро назван «король (konig) Инкермана» [Neuhaus, 1902, p. 9], как называли Каламиту татары и турки. Он фигурирует в списке европейских королей и князей, к которым обращен призыв к единству в борьбе с османской экспансией.

Перед лицом турецкой угрозы князь Феодоро Исаак решил создать в Каламите дополнительную внешнюю линию обороны [Мыц, 2009, с. 358]. Ее начали со строительства высокой башни, на расстоянии около 150 метров к северу от городских ворот.

«На голых скалах есть широкий луг, а на этой площадке стоит крепкая четырехугольная, шаддадовская труднодоступная башня, –  сообщал еще заставший ее в 1666 году Эвлия Челеби. – Это огромная башня, со всех сторон украшенная пушечными бойницами. Во времена неверных этот широкий луг вместе с четырехугольной башней хотели сделать крепостью внешнего пригорода, но этого [им] не посчастливилось осуществить. А если бы это сделали, то крепость Ин-керман была бы совершенно безопасной» [Челеби, 1999, с. 26-29].

В конце XVIII века  башня была разобрана до основания, но ее хорошо видно на российском военном «Плане древнего города Херсона с продолжающеюся от него гаванью до Инкермана» (1775) [Тункина, 2002, с. 304-305 (рисунок 121)] и на выполненном в 1783 году рисунке Петра Гриненталя [Бертье-Делагард, 1918, с. 2]. Графические материалы позволяют сделать вывод, что она была трехэтажной, высотой до 14 метров. Наверху находилась боевая площадка, защищенная парапетом. В башне были устроены ворота, через которые проходила ведущая в город дорога [Кирилко, 2001, с. 298].

Как следует из сообщения Эвлии Челеби, феодоритам так и не удалось завершить строительство внешней оборонительной линии, к тому моменту как летом 1475 года, когда в устье реки Черной высадился турецкий десант.

Читать продолжение:

Последний бой Инкерманской крепости

 Заметили опечатку? Выделите текст и нажмите CTRL+ENTER. 

Поделиться ссылкой: