Судьба князя Александра оказалась печальной. Вместе с другими знатными пленниками его доставили в Константинополь и бросили в тюрьму. Феодор Спандуит, встречавшийся спустя несколько десятилетий с сыном последнего правителя Готии, писал, что султан, несмотря на данные Гедик Ахмет-пашой гарантии безопасности, приказал «отрубить ему голову, сказав: «Клятва, которую дал тебе мой военачальник пусть, он ее и выполняет». И сделал турком его маленького сыночка» [Spandouginos, 1997, p. 34; Vasiliev, 1936, p. 252, n.3]. 

Глава городского совета Рагузы в письме венецианскому дожу от 18 февраля 1476 года сообщал, что мангупский князь «взятый в плен со всею семьей и увезенный в Константинополь, был там умерщвлен. Его супруге и дочерям тиран подарил жизнь, оставив их для своей прихоти, чтобы не сказать для своего злоупотребления» [Колли, 1911, с. 17; Vigna, 1879, p. 488 (doc.XXV)].

Господарь Молдавии Стефан пытался спасти своего родственника. Посетивший Блистательную Порту молдавский посол, который вел переговоры о заключении мира между дунайским княжеством и Османской империей, настаивал на освобождении князя Феодоро и других «синьоров Готии», но получил отрицательный ответ [Vasiliev, 1936, p. 262-263].

Среди этих «синьоров», видимо, были и другие представители мангупского княжеского дома. Согласно Йоргу Нюренбергскому после захвата города Святого Феодора (Sandtodero) турки пленили в нем и убили трех «королей» (konig) [Vasiliev, 1936, p. 251]. Более поздние авторы сообщают о двух князьях, приходившихся друг другу братьями, либо дядей и племянником.

«Магомет, восьмой император турецкий, дед нынешнего императора Селямбека, занял Таврический остров, взял приступом Каффу… Двух братьев, князей Манкупа…он зарубил мечом и овладел замком Манкуп», – пишет в своем «Трактате о двух Сарматиях» каноник Матфей из Мехова (ум. 1523) [Меховский, 1935, с. 72, 91].

Польский посол Мартин Броневский, посетивший Мангуп через столетие после описываемых событий, со слов местного священника – «старика честного и умного» – отметил в своем путевом дневнике, что до захвата столицы Феодоро турками этим городом управляли два греческих князя дядя и племянник. Они приходились родственниками константинопольским и трапезундским императорам. Впоследствии князья были «уведены оттуда живые и жестоким образом умерщвлены турецким султаном» [Броневский, 1867, с. 345; Vasiliev, 1936, p. 253].

Несколько слов о судьбе других участников событий 1475 года. Некоторые восточные авторы утверждали, что в число пленников, которых турки захватили в Мангупской крепости, входил и крымский хан Менгли Гирей.

По этому поводу османский историк аль-Дженнаби (ум. в 1590 году) сообщал: «В 880 (1475) году великий султан Мухаммед-хан послал визиря своего…Гедик Ахмет-пашу с большим войском в море Понтское на завоевание области Кафской…Когда упомянутый Гедик Ахмет-паша достиг города Кафы, то высадился и осаждал его, пока не одолел и не покорил его. Затем он покорил еще несколько крепостей и замков. Потом он обратил завоевание на крепость Манкуп. Это большая крепость на вершине высокой и труднодоступной горы. Ею завладели греки и утвердились в ней. И пошел упомянутый Ахмет-паша тем трудным путем, пока не утвердился в крепости и не завладел ею. И захватил он несколько христианских князей в крепости и отослал в султанскую Порту. И был между теми князьями Менгли Гирей-хан, отставной владыка Дэштский. Его одолели братья его: отняли у него царство и принудили запереться в крепости Манкупской» [Смирнов, 2005, с. 228-229].

История о пленении Менгли Гиеря на Мангупе была популярна в Крыму. Она дошла до нас в составе родословия Ширинских беев, а также из записок французского консула Шарля Пейссонеля, который специально по этому поводу консультировался у татарских историков [Лашков, 1895, с. 125; Пейссонель, 2009, с. 11-12; Pétis, 1722, p. 390-391]. В «Основе летописей» Абд ал-Гаффара Кырыми говорится, что Менгли скрылся в «крепости Мангуп» прославившейся своей неприступностью. Ее комендантом, по информации историка, являлся представитель «Богдана», т.е. молдавского господаря [Сейтягьяев, 2015, с. 210].

Но Стефан Молдавский в своем письме королю Венгрии с извещением о падении генуэзских колоний на Черном море писал, что «император татар» попал в плен после взятия Каффы [Vigna, 1879, p. 477-478 (doc.XX)]. В пользу этого говорит письмо, отправленное, как кажется, Менгли Гиреем какому-то османскому чиновнику в июле 1475 года. В нем хитрый хан утверждает, что находился в тюрьме, пока султанские янычары не превратили Кефе в «страну ислама», выражает свою покорность и просит не верить враждебным наветам на него [Боряк, 2009, с. 114; Kévonian, Cazacu, 1976, p. 511].

Судя по всему, это письмо не помогло, так как согласно Ибн Кемалю, Менгли некоторое время находился в Стамбульской тюрьме вместе с князьями Феодоро («беками страны Тат») и даже был приговорен к смерти [Гулевич, 2018, с. 293-293]. Но его судьба оказалась более счастливой, чем у правителей Готии. В 1478 году он с позволения султана вернул себе отцовский престол, который занимал еще 37 лет, однако Крымское ханство стало вассалом Блистательной Порты.

Покорителю Крыма Гедик Ахмет-паше повезло меньше. Спустя несколько лет новый султан Баязид II приказал казнить жестокого визиря, всегда беспрекословно исполнявшего волю его отца. Одним из обвинений, выдвинутых против полководца, была гибель цвета османской армии при осаде столицы Феодоро [Челеби, 1999, с. 33].

Со времен первых халифов считалось, что христиане города, добровольно сдавшиеся мусульманским завоевателям, могут сохранить свою жизнь и часть имущества, дабы стать подданными новых господ. Но если город брался штурмом, то его жители теряли все права. Он подлежал трехдневному разграблению, а общественные здания, включая храмы, становились собственностью победителей, которой, равно как и жизнью побежденных, они могли распоряжаться по собственному усмотрению.

Нет никаких сомнений, что жителей столицы Феодоро ожидала страшная участь. Данные археологических раскопок в Большой базилике выявили многочисленные коллективные захоронения людей, погибших страшной смертью. У одних были проломлены черепа, у других отрублены верхние или нижние конечности. Из-за большого количества погибших тела хоронили в каменных винодавильнях или просто присыпали землей и камнями [Герцен, 1990, с. 154]. Современник событий Йорг Нюренбергский утверждал, что на Мангупе турки вырезали 15 000 человек [Vasiliev, 1936, p. 251]. Цифра, хоть и явно завышенная, но все-таки дающая представление об ужасных событиях зимы 1475/76 годов, эхо о которых разнеслось по всей Европе.

Храм Святых Константина и Елены – парадная церковь цитадели, которой так гордились князья Феодоро, была превращена в мечеть Качанма [Бочаров, 2008, с. 200]. Отныне отсюда муэдзины призывали к совершению намаза воинов турецкого гарнизона, размещенного в крепости. Мангуп стал центром административного округа кадылыка. Также как и после покорения Каффы, христианских мальчиков-феодоритов забрали в янычары [Гваньїні, 2009, с. 426]. Сто семей горожан были переселены в Стамбул для пополнения податного населения турецкой столицы [Зайцев, 2016, с. 204].

«Наконец Мангуп был взят. В Мангупе была также произведена перепись. Все, что было сделано в Кафе, было применено к Мангупу. Каждый край был завоёван, беев привезли в Стамбул, а их имущество передали казне падишаха. Их дочерей и жён подарили подчинённым падишаха. Жизнь этих неверных полностью изменили. В Мангуп был назначен кадий. Церкви были переделаны в мечети. Даже там на имя падишаха прочиталась хутба. Будучи ранее страной богохульников, этот край стал исламским», – такими восторженными словами резюмировал свой рассказ о крымской кампании турецкий летописец Ашик Паша-оглу [Хайбуллаева, 2001, с. 366].

Хотя новая администрация и пыталась отремонтировать городские укрепления, разрушенный город, потерявший большую часть своего населения, так никогда и не восстановился. В 1493 году на Мангупе произошел страшный пожар, уничтоживший множество построек. Уцелевшие жители постепенно покидали его. Некогда богатый и населенный город постепенно превратился в захолустную турецкую крепостцу.

Посетивший Мангуп в 1578 году, т.е. спустя сто с небольшим лет после его покорения турками, польский посол Мартин Броневский застал в нем лишь «ужасное разорение и забвение». История Феодоро уже полностью истерлась из памяти местных жителей. Лишь старый священник смог припомнить, что некогда это был большой христианский город, который турки захватили, «нарушив данное слово».

«Нет даже никаких письменных памятников, ни о вождях, ни о народах, которые владели этими огромными замками и городами. Я с величайшим старанием и трудом отыскивал их следы на каждом месте» [Броневский, 1867, с. 344-345], – горестно восклицал посол, зачарованный величественными развалинами Мангупа.

После расправы над защитниками столицы горного княжества и казни его правителей в Европе оставался государь, который мог считать себя законным наследником феодоритского правящего дома. Речь идет о господаре Молдавии Стефане, женатом на сестре Александра Марии. Намекая на это, польский хронист Ян Длугош сообщает, что, узнав о падении Каффы, он собрался освободить ее от турок [Długosz, 2009, p. 378].

Надежды Стефана необходимо рассматривать в контексте попыток создания широкой антиосманской коалиции в Восточной Европе, душой которой были венецианские дипломаты. Республика св. Марка еще с 1463 года вела изнурительную войну с турками за контроль над Западной Грецией, Пелопоннесом и островами в Эгейском море. Остро нуждаясь в союзниках, она искала их не только в Европе, но также среди мусульманских владык, правивших далеко на Востоке. Во время сватовства Ивана III к Софье Палеолог венецианский искатель приключений Джованни делла Вольпе, под именем Иван Фрязин, служивший мастером монеты у московского князя, предложил использовать в борьбе с османами Большую Орду. Попытки заключения союза между Венецией и Сараем длились несколько лет из-за больших расстояний и противодействия Москвы и Польши. Они стали приобретать реальные очертания лишь в апреле 1476 года, когда в Италию прибыло посольство хана Ахмата. Последний заинтересовался предложениями венецианцев в немалой степени благодаря «крымскому» вопросу [Зайцев, 2004, с. 88]. Ведь хан считал полуостров неотъемлемой частью Орды и его интересы в Северном Причерноморье напрямую столкнулись с экспансионистскими устремлениями Мехмеда II.

Венеция обещала послам Ахмата 200 000 дукатов, если тот вступит войну с османами на стороне коалиции европейских христианских держав. Согласно одному из планов, предполагалось, что татарское войско, пройдя через степи Северного Причерноморья, при помощи Стефана Молдавского переправится через Дунай и начнет военные действия против турок на Балканах. Другой проект предполагал изгнание силами татар османских гарнизонов из крымских крепостей, а также возвращение венецианцам Таны [Гулевич, 2017a, с. 153-154]. При обсуждении планов антитурецкой лиги в венецианском Сенате посол и свояк Стефана по линии жены Иоанн Цамблак Палеолог высказал от имени своего повелителя территориальные претензии на Каффу и Херсонес Таврический, т.е. на бывшие генуэзские колонии и княжество Феодоро [Gorovei, 2020, p. 150-151].

На первых порах детище венецианских дипломатов казалось вполне жизнеспособным. Летом 1476 года османы вместе с крымскими татарами напали на Молдавию, вынудив Стефана вести тяжелую войну на два фронта. Под угрозой оказалась столица княжества Сучава. Мария Мангупская вместе с казной укрылась в крепости Хотин [Гулевич, 2018, с. 302]. Пока татарское войско во главе с Эминеком переправлялось через Сирет, в Крым вторглась ордынская конница под командованием царевича Джанибека. Получив это известие, крымцы бросили добычу и поспешили на защиту своих земель. Отступление превратилось в паническое бегство, и молдаване преследовали татар до самого Днепра, перебив множество из них включая двух братьев ширинского бея. Сам Эминек с трудом спасся от преследователей на одном коне и был вынужден запереться в Солхате, окруженном ордынцами [Гулевич, 2017b, с. 317]. Вероятно, в это же самое время, пользуясь всеобщим хаосом и неразберихой, черкесы выбили турецкие гарнизоны из Копы и Анапы [Некрасов, 2015, с. 87].

Но на этом успехи антитурецкой лиги закончились. Стефан, столь успешно воевавший против татар, в конце июля потерпел чувствительное поражение от турок, а Джанибек спустя всего несколько месяцев бежал из Крыма.

В действительности Большая Орда хана Ахмата представляла собой лишь бледную тень Великого Улуса, созданного Батыем. Она не обладала серьезными военными ресурсами для противостояния с османами, что в полной мере показали события 1476 года, когда ордынцам не удалось взять на территории полуострова ни одной крепости [Гулевич, 2018, с. 302-303]. Вскоре Блистательная Порта смогла убедить Ахмата не вмешиваться в свои дела в Крыму и Молдавии. Хан даже пообещал в случае необходимости выступить союзником султана во время войны против его врагов [Гулевич, 2017a, с. 155-156; Зайцев, 2004, с. 90-92].

В 1479 году османы совершили карательную экспедицию в Черкесию, по словам ибн Кемаля, «очистив саблей ту страну, копьями подведя черту под жизнью бунтовщиков и тамошних мятежников» [Некрасов, 2015, с. 87]. Спустя пять лет уже при новом султане Баязиде II они отобрали у Стефана Молдавского всю прибрежную полосу его княжества от крепости Монкастро (Белгород-Днестровский) до дунайского порта Килия. Так сбылась мечта Мехмеда Завоевателя. В Северном Причерноморье наступила 300-летняя эпоха турецкого господства.

Жена Стефана Мария не дожила до этого момента. Она скончалась в 1477 году и был похоронена в монастыре Путна. Два ее сына Богдан и Ильяш, родившиеся в браке с молдавским господарем, умерли детьми.

В монастыре Путна сохранилась погребальная пелена Марии с вышитыми на ней двуглавыми орлами и монограммой Палеологов. Надпись на ней гласит: «…Се есть покров гроба рабы Божией благочестивой и христолюбивой госпожи Стефана воеводы господаря земли Молдавской Марии иже и преставилась к вечной обители в году 6985 (1477), месяца декабря 19-го, в пятом часу дня». Незадолго до своей кончины Мария Мангупская пожертвовала афонскому монастырю Григориат икону Богородицы с дарственной надписью: «Молитва благочестивой госпожи Марии Асенины Палеологини, госпожи Молдовлахии» [Божилов, 1994, с. 416].

События 1475 года нашли отражение в родословных легендах. Собиратель древних рукописей Н.Г. Головин, считавший себя прямым потомком князей Феодоро, утверждал, что старший сын московского боярина Владимира Григорьевича Ховрина Иван был свидетелем осады турками Мангупа. Этот Иван, носивший прозвище Хазюк, во время паломничества в Святую землю будто бы заглянул в Крым, чтобы навестить родственников, в то неудачное время, когда османская армия подошла к столице Феодоро, и «пал на поле битвы защищая от турок и татар родину своих предков» [Головин, 1854, с. 28-29]. Неясно откуда автор взял эти романтические подробности, поскольку в Синодальном списке родословной Головиных сказано лишь, что Иван «ходил ко Гробу Господню молиться и убили его на поле татары» [Родословная книга, 1851, с. 89].

В опубликованной в 1952 году в португальском Almanaque Bertrand статье по истории «Константиновского Ордена Святого Георгия» утверждалось, что дочь князя Исаака Мария вышла замуж за рыцаря Жана де Лауница. После разгрома столицы феодоритов, они нашли убежище в Александрии, где находились до 1517 года, когда Египет захватили османы [Ordem Imperial Constantiniana de S. Jorge. Resumo Histórico, 1952].

Третье предание связано с иконой св. Харлампия из Каннского архива семьи Орошаковых. Этот мученик, будучи епископом города Магнезия, принял смерть за веру в 202 году. Искусствовед и художник Х. Г. Орошаков любезно сообщил мне, что она представляет собой семейную реликвию. Стилистика указывает на непосредственную связь иконы с македонской живописной школой [Орошаков, 2005].

Над изображением Святого помещена владельческая надпись Харлампия Гаврилова, сына Александра, игумена Спасо-Елеазаровского монастыря Псковской епархии при великом князе Иоанне III. Внизу – «Слово про греческих князей Феодоро», где говорится о турецком завоевании Крыма при князе Александре Мангупском. Мой корреспондент считает его отцом владельца иконы.

В Москве захват Крыма турками-османами воспринимался как предвестие «конца света», которого ожидали к 7000-му году «от сотворения мира» (1492 год РХ). В «Степенной книге Царского родословия» перечисляются небесные знамения – «многа и страшна» – в княжество Ивана III Васильевича (1462-1505). Среди них паргелий или ложное солнце, которое увидел в ноябре 1474 года (по «Лицевому рукописному своду царя Ивана Грозного») за несколько дней до возвращения из Крыма посольства Никиты Беклемишева царский ловчий Григорий Перхушков.

«15 ноября в 2 часа дня некто Григорий Перхушков видел два солнца: настоящее шло своим путем, а другое выше него, а лучей от него не было. Тогда же турки взяли Кафу, в Крыму же и на Перекопе начали брать дань» [Книга степенная царского родословия. Часть вторая, 1913, с. 579-580].

В «Повести о стоянии на реке Угре», написанной после 1481 года, упоминается о падении Мангупа в контексте призыва русских людей к единству.

«О храбрые, мужественные сыновья русские! Потрудитесь, чтобы спасти свое отечество, Русскую землю, от неверных, не пощадите своей жизни, да не узрят ваши очи пленения и разграбления домов ваших, и убиения детей ваших, и поруганья над женами и детьми вашими, как пострадали иные великие и славные земли от турок. Назову их: болгары, и сербы, и греки, и Трапезунд, и Морея, и албанцы, и хорваты, и Босна, и Манкуп, и Кафа и другие многие земли, которые не обрели мужества и погибли, отечество загубили, и землю, и государство, и скитаются по чужим странам, воистину несчастные и бездомные, и много плача и достойные слез, укоряемые и поношаемые, оплевываемые за отсутствие мужества», – писал неизвестный по имени русский книжник, добавляя, что сам, своими глазами, «видел великих государей, бежавших от турок с имением, и скитающихся, как странники» [Понырко, 1985, с. 297].

Учитывая ростовское происхождение «Повести» [Понырко, 1985, с. 486], можно предположить, что одним из этих «великих государей» мог быть Константин Мангупский (впоследствии св. Кассиан Учемский), состоявший в годы ее написания боярином при ростовском архиепископе Иоасафе Оболенском (1481-1488). Но, к сожалению, современное состояние источников не позволяет нам полностью быть в этом уверенными. Остается лишь гадать, смог ли кто-то из мангупской княжеской семьи выжить в страшном водовороте событий 1475 года, и надеяться на то, что новые открытия позволят проникнуть сквозь завесу тайны.

 Заметили опечатку? Выделите текст и нажмите CTRL+ENTER. 

Поделиться ссылкой: